Новые сказки

Волны последнего моря

 Жили-были два брата. Один завел себе собаку, другой – жену. Через год собака родила семерых щенят, а жена – одного мальчика. Лет через девять собака умерла, и всю предназначавшуюся ей любовь один из братьев перенес на племянника. Так, сначала у дяди стал чаще появляться племянник, потом у него появился Volkswagen, а потом, совсем неожиданно для обоих, на дороге появился «Камаз». Больше всего от сюрприза пострадал преданный Volkswagen Golf, однако дяди с племянником тоже досталось. Последнее, что запомнил мальчик, были веселые рыжие язычки пламени, танцующие у него на руках.

   У кого-то явно подгорело мясо, и не просто мясо, а баранина – только она может так вонять. Странно, глаза не открывались. Они словно затекли какой-то тягучей липкой массой. Вдруг откуда-то пахнуло затхлой сыростью и протухшей рыбой. Глаза наконец-то раскрылись.

            Ветер мягко бегал по зеленой траве. Деревья шепотом жаловались на припекавшее солнце. А посредине поляны, на каменном колодце сидела десятилетняя девочка, сосредоточенно раскуривающая опиум. Мокрая кожа курильщицы была какого-то зеленовато-коричневого цвета, со слипшихся волос капала вода, зато белое рубище на ней было совершенно сухое. Подняв на него взгляд, девочка состроила гримасу жуткой ненависти. Мальчик, удивленный, даже забыл поздороваться.

- Ты что не орешь? – наконец спросила незнакомка.

- А что, должен?

- Тебе что, не страшно?

Он даже растерялся.

- Ты кто? – наконец-то выдавил он из себя.

- Как кто? Утопленница, которая курит опиум. А ты?

- Я? Наверное, мальчик.

- Врешь, - бросила ему утопленница, не отрываясь от трубки. – Ты на них не похож. Ты меня не боишься. Но что-то ты мне напоминаешь… Точно! Головешку! Ты – ходячая головешка!

Сначала он хотел обидеться, потом долго и нудно вспоминал, как же выглядят эти самые «мальчики», но воспоминания вертелись где-то на окраинах памяти, отказываясь подходить ближе. Может, он лишь придумал себе, что он мальчик? Тогда и обижаться не на что.

- А почему ты куришь опиум?

- Потому что мне надоел кальян.

- От тебя мерзко воняет рыбой.

- А от тебя горелой бараниной.

- Ты тут живешь?

- Нет. Я ищу море.

Дети сидели на каменном краешке и смотрели на мертвую воду внизу. Где-то в глубине колодца им смешно подмигивали две странные рожицы: зеленоватая, с распухшими губами, и коричневая с черными угольками глаз.

- А можно мне тоже искать море? – наконец-то спросила коричневая мордочка.

Бледно-зеленые губы растянулись в улыбке. Склизкие ладони обхватили угольки его запястья. Через пару минут черная вода поглотила их с головой.

 В его голове велись тщательные археологические раскопки, он знал, что воспоминания где-то рядом, но натыкался лишь на кусочки пепла. Единственным сокровищем, выдранным из глубин памяти, до сих пор оставалось изображение веселого огненного божка, танцующего на чьих-то почерневших руках. Но в одном он всегда был прав – раньше, кем бы он ни был, ему все время казалось, что он рисунок, теперь же он больше в этом не сомневался. Мир вокруг растекался разноцветными пятнами так, словно на непросохшую акварельную картинку нечаянно перевернули стакан воды. Утопленница сказала, что они сейчас в людском городе, только людям их никак не увидеть – консистенция разная, или конституция, в общем, что-то на «к». А они вот людей замечают – большие и маленькие разноцветные пятна. Маленькие почему-то четче, чем большие. У некоторых, совсем крошечных пятнышек, даже черты лица проглядываются. Но на людях картинка не заканчивается – есть еще серые пятна бетона, рыжие – кирпича и зелено-коричневая размазня деревьев.

«Смешно, вместе с Утопленницей, мы могли бы быть зеленеющим деревом – она зелененькая, а я коричневый. А может мы оно и есть – такое ходячее зеленеющее деревце», - при этой мысли его потянуло улыбнуться - приятно быть зеленеющим деревом! «Вот стоит себе какой-нибудь кустик и рисует такую акварель, а в ней еще один кустик, который тоже рисует такую же акварель с очередным кустиком - и так до бесконечности. Рисуют и даже не знают, о том, что они всего лишь кусты! Хотя им, наверное, это неважно», - он остановился и засмеялся своей странной выдумке.

Почему-то ему было очень легко, словно раньше он весил кучу килограмм, а теперь не весит и грамма. Но эти мысли были прерваны вторжением зеленой половины ходячего дерева.

- Если ты еще раз отстанешь, то дорогу до офиса будешь искать сам! Ясно, тебе, уголенция? – она злилась.

- Ты – красивая, ты похожа на дерево, - прошептал он ей, но маленькая утопленница его уже не расслышала.

Через тысячу с половиной шагов, они наконец-то дошли до огромного рыжего здания, которое вовсе не выглядело пятном. На истертой позолоченной таблице у входа мелкими буквами было выбито «Офис ангелов № 3569», а ниже на клочке бумажки «Вход со двора».

Прошлепав по всем акварельным лужам и собрав всю акварельную грязь, двое маленьких существ с трудом оттолкнули скрипучую, обитую ватой дверь. В тусклом электрическом свете по узким заляпанным коридорам истерично носились ангелы, подметая белыми крыльями запыленный пол. Откуда-то то и дело раздавался сонный гундосящий голос: «№405 к архангелу Рафаилу с докладом», «№232 в кабинет архангела Салафиила с эскизами», «№708 вас ждут на собрании по цунами», «повторяю №708 собрание по цунами».

- Извините, пожалуйста, мы ищем ангела-хранителя, - из-за огромной регистрационной стойки едва виднелась макушка девочки.

- Ааась? – что-то очкасто-рогато-волосатое перегнулось через край. – Кого?

«Вот это чертиха!», - подумалось ему. – «Бывают, однако, черти женского рода. Бедняга, как ей страшно жить».

- Ангела-хранителя, - ответила утопленница.

Вдруг что-то за чертихой замигало красным, она надулась, и тут же раздалось: «№ 582 вас ожидает господин Аббадона», «Абраэль, в кабинет Аббетизибода с докладом, срочно. Повторяю - срочно».

- Ну, чего хотели?

- Ангела-хранителя, - упрямо повторила его спутница.

- Таких не знаем, - отрезало это волосатое и вновь принялось объявлять.

Но жизнь в колодце научит добиваться своего. Маленькая утопленница принялась с отвратительным звуком царапать стенки регистрационной стойки, пока вновь не обратила на себя внимания.

- Вон отсюда! Или мне вас метлой гнать?

- Мы должны найти море. Где оно знает только ангел-хранитель. Нам нужен ангел-хранитель, - по слогам отчеканила чертихе утопленница. – Если вы его не найдете, я… я… я вас поцелую! От запаха рыбы не отмоетесь!

- Да ты маленькая дрянь! Да чтоб тебе жить вечно! Топай - кабинет 742 bis.

Открывшаяся дверь обрушила на спутников лавину макулатуры. Небольшая каморка была завалена папками, письмами, рисунками, салфетками и прочим мусором, а посреди этого хаоса, за бумажным холмом причитал скукожившийся очкастый ангел с редкой козьей бородкой.

- Нет, это немыслимо! Это невыносимо! Что? Опять меня вызывают? – выкрикнул ангел, посмотрев на вошедших. – Вызывают, да? И я пойду! Я пойду и притащу с собой эту белиберду. Пусть посмотрят, прежде чем на меня собак спускать!

- Извините, пожалуйста, мы ангела-хранителя искали, наверное, дверью ошиблись.

- Кого? Ангела-исполнителя? Так это я и есть. Я тот несчастный, что должен людские желания исполнять! Нет, вы присядьте-то, присядьте.

- Не, мы, наверное…

- Сидеть, я сказал!

Головешка и Утопленница тут же опустились на пол.

- На душе наболело, не могу! А раз вы меня вызывать пришли, я вам все покажу, что эти идиоты желают! Михаил меня во всем винит, мол, я с работой не справляюсь. Да ты посмотри на желания-то! 85% чего желают? «Хочу быть счастливым», «хочу быть богатым», «хочу быть любимым» ну и «хочу любить». Они мозгами думают или чем? Как это – «хочу быть богатым»? Это называется – мучайся ангел, иди туда, не знаю куда и принеси мне то, не знаю что! Во-первых, быть богатым чем? Во-вторых, быть богатым – это иметь сколько? Они же сами не знают, чего хотят! Я же не гадалка, не экстрасенс! Я - ангел, черт меня подери! А желание «хочу, чтобы все было хорошо», - меня вообще убивает. Ад на таких завести надо! Как это «хорошо»? А потом, я ж не бог! Я ж только посредник между людьми и вселенной. А если этот идиот говорит, что хочет, чтоб было хорошо, вселенная это как понимает? Значит тебе сейчас, осел, плохо. А раз тебе плохо, значит, ты так хочешь. А раз ты так хочешь, то так и будет. А перед Михаилом кому отчитываться? Мне! 

Ангел-исполнитель злобно пнул то, что оказалось столом.

- Вот желание «заработаю 100 тысяч евро, чтобы купить Maserati» я понимаю, и вселенная понимает, оно и исполняется, если, конечно, человек в него верит. А то так помечтает, помечтает, а потом скажет себе, что это невозможно и дальше в экран телевизора пялится. А я что ему зубная фея, деньги под подушкой оставлять? Что, устали? А это только начало списка желаний. Вы еще про их боязнь одиночества не слышали! Не хочешь быть одиноким, осел, так люби! Что я еще могу на такое желание ответить? Да я сам скоро забуду, что каждый из нас есть любовь. Все, увольняюсь! В черти пойду! Чертом буду!

Двое маленьких существ грустно сидели на лестнице, полностью игнорируемые застрессованными ангелами и демонами.

- И где ж его тут искать? – на сухой ткани рубища появились два соленых пятнышка.

- Ты не плачь, мы его найдем, я тебе обещаю. А не найдем, так без него море отыщем, – он взял в руки маленькую холодную ладошку. – Слушай, здание ведь такое высокое, что если нам подняться на крышу? Может, оттуда и море увидим.

Лифт пришлось менять два раза. Первый – впопыхах сколоченный из деревянных досок – шел лишь до 103 этажа. Второй – цинковый и солидный – до 203, и только на третьем – с зеркальными стенами и пушистым ковром, двое маленьких путешественников добрались до конечного – 333 этажа.

Блестящие двери лифта еще не успели разъехаться до конца, как двоих существ ослепило солнце. На этом этаже не было стен, пола, потолка – не было вообще ничего, кроме теплого солнечного сияния. Вдруг к ним на встречу выплыло ложе с удивительно-прекрасным созданием. В белом бархате подушек утопала нагая дьяволица с мягкой копной каштановых волос и смеющимися глазами.

- Доброй вечности, вы к кому?

- эээммм… к Михаилу, - соврал Головешка.

- К архангелу Михаилу? Боюсь, что он сейчас занят. У них экстренное совещание с господином Аббадоной по поводу землетрясений и цунами в Южной Корее. Но вы можете подождать, или я могу вас отправить к архангелу Михаилу в другом временном отрезке.

- Вообще-то нам только про ангела-хранителя узнать, - буркнула маленькая утопленница.

- Про кого?

- Ангела-хранителя!

- Боюсь, что на этом этаже такой не работает.

- Ладно, отправляйте нас к Михаилу, - дьяволица однозначно не нравилась утопленнице.

- Прошу вас закрыть глаза.

В лицо дул свежий ветер. Под тяжелым осеним небом, зеленью раскинулись холмы, а в распахнутых глазах спутницы, черным отражением поблескивали скалы.

- Смотри, - шепнула она.

Развалившись среди острых камней, им приветливо помахивал хвостом толстый довольный дракон.

- Доброй вечности! – прогудел он. – Добро пожаловать в кабинет архангела Михаила.

- Простите, вы секретарь? – уточнил Головешка.

- Нет, я – архангел, - ответило чудище, скукоживаясь на глазах и превращаясь в бескрылого бородатого мужчину в набедренной повязке.

- Значит, и вам дракон не понравился. Не понимают здешние души искусства! Столько веков на него угробил, а кто оценит?

- Извините, а разве не вы его убили?

- И не говори. Сколько веков уже убиваю – было б сердце, кровью б обливалось.

- А вы что, с ним из века в век сражаетесь? – поинтересовалась утопленница.

Мужчина странно посмотрел на двух маленьких существ, плавно перетек в женщину и жестом пригласил их сесть на появившиеся зеленые пуфики.

- Пора бы вспомнить уже, что время сферично. Это для людей время - плоская лента с прошлым и будущим, но вы то уже должны понимать, что все моменты существуют одновременно. Так и образуется сфера бытия.

Женщина превратилась в рыжую девочку.

- Все равно не ясно? Смотрите, я сейчас мило беседую с вами, одновременно избавляясь от дракона, споря с Гавриилом, соглашаясь с Вельзевулом и делая миллиарды других вещей. Вы поступаете точно так же. Вам только кажется, что вы здесь и сейчас – в том-то и фишка, именно благодаря этому каждый момент представляется единственным и неповторимым. Я, к сожалению, этого чувства уже лишился. Скучно быть умным.  

- По… - лишь успела вставить утопленница.

- Потому что теперь я точно знаю, что происходит со мной каждую секунду моего существования. Так оно и будет происходить вечность, пока не надоест.

- А когда надоест?

- Тогда я умру как архангел, – девочка окинула взглядом два маленьких тельца. – Вот вы, я вижу, уже прошли через опыт смерти, правда, не как ангелы. И теперь вы, наверняка ищите море.

- А как…

- Нет, я не догадался. Просто вы уже целую вечность именно в это мгновение говорите мне о том, что вы ищите море. И вот уже целую вечность как я отвечаю, что ничем не могу помочь.

- По…

- Потому что вы даже не знаете, как оно выглядит. И я не знаю.

- Вы ни разу в вечности не видели моря? - удивился Головешка.

- Видел, и вы видели, и даже прямо в эту секунду где-то во Вселенной мы стоим и смотрим на море. Только моря у нас разные. К примеру, два охотника встретили в лесу дракона. Один заметил изогнутые когти и белые зубы, а другой – мудрость в миндалевидных глазах. Первый человек будет говорить всем, что у них в лесу поселилась страшная зверюга, которую надо убить. Второй – расскажет о старом мудреце, которому не надо мешать.

- А на самом деле?

- А на самом деле их вообще всех нет. Ни дракона, ни людей. Просто они считают, что они есть.

Откинув назад непослушные рыжие локоны и поморщив носик, девочка тяжко вздохнула.

- Какие души неразвитые пошли. Говоришь с ними о простейшем, а они на тебя – как баран на новые ворота. Короче, мир – это то, что вы о нем думаете, если вы решите, что море розовое, горячее и соленое – оно таким и станет, ясно? Вот только я могу решить о море совсем другое. Для меня оно может быть прозрачным, холодным и горьким. Выходит, что если я вам скажу, где находится мое море, вы все равно придете не туда, теперь понятно?

- Да, - хором ответили дети. 

- Но как же мы можем решить, что такое море, если мы его ни разу не видели? – вдруг спросила Утопленница.

- Как не видели? Где-то во Вселенной вы уже целую вечность стоите и смотрите на него. Осталось только вспомнить где. И не спрашивайте больше ни у кого ни про море, ни про ангела-хранителя. Помните – кроме как внутри у вас мира нет. Остальное – иллюзия. Зачем вам чужое иллюзорное море? Ищите свое.

Рыжая девочка начала потихоньку таять на глазах.

- Заходите еще как-нибудь. Я вас австралийским чаем угощу.

Только растаял последний звук архангельского голоса, как они куда-то провалились и падали, падали, падали, так долго падали, что Головешке даже показалось, что они и вовсе висят в какой-то пустоте, которая вдруг сжалась и выплюнула их на мостовую, прямо перед табличкой «Офис ангелов № 3569». Только на клочке бумаги теперь красовалось жирное «Входа нет».

По расплывающейся мостовой моросил дождь. Ему нравилось смотреть, как белые капли попадают в трещинки на его дубленной ожогом коже (а может коре). Если поднести руку совсем близко к глазам, то казалось, что это вовсе и не капельки – а огромные-огромные волны, превращающие иссушенные каньоны во влажные тропические берега. Вот только зелени не хватало. Он пробежал взглядом по спутнице – хорошо ей, она вся сплошные тропики – красиво. Вот если б еще тухлой рыбой не воняла…

- Пссс… эй!

Дети оглянулись. Из-за угла огромного здания на них уставились два чертовски уродливых глаза.

- Чего надо? Может мышьячка? Рога на отсечение даю – мой порошок самый лучший в городе – крыша из офиса поставляет. Нет? Царской водочки? Аааа… так вы совсем малявки. Тогда есть Тибетская книга мертвых, египетские заклятия, тайные трактаты Яссави и мемуары Марии Антуанеты. Говорят, кому-то помогает.

Дети переглянулись. Черт злился.

- Вы, это, кончайте резину тянуть. Берете или нет?

- Ну… вообще-то, мы… - начала было утопленница.

- Тихо, давайте от офиса-то отойдем. Как говорится, от греха подальше. В конце концов, не леденцами торгую.

Головешка давно сбился со счету шагов. Черт быстро семенил впереди, ныряя из закоулка в закоулок, вдруг рогатый резко остановился и вытащил из воздуха лоток с какими-то свитками.

- Итак, что берем?

- На самом деле, мы всего лишь хотели узнать о море, - ответил Головешка.

- Или об ангеле-хранителе.

Черт окинул детей разочарованным взглядом.

- Вот души пошли – только море подавай! Ну ладно, есть у меня в Японии кореш один – самурай старой закалки. Он вам о море все расскажет. Плата вперед.

Дети переглянулись.

- А чем платят?

- Что за детские вопросы? Убийствами, конечно. Чего вылупились? Первый раз черта видите? Ох… и все ты этим новым покойничкам объясняй. Ангелам хорошо – заперлись у себя в офисе и сидят, крыльями укутавшись. А мы, черти, всю грязную работу исполняем. Каждая человеческая душонка перед тем как родиться выбирает как ей помереть – все это фиксируется в протокол, а ею, при рождении, естественно, забывается. И кто потом копыта марает, мы, конечно. Там несчастный случай подстрой, там отравление вызови, там инфаркт. Эти себе так крылья не марают – они у нас только  масштабными катастрофами занимаются. Тьфу!

От тяжести такой несправедливости работник физического труда даже присел на заляпанные ступеньки.

- И за что их так люди любят? Они ж с работой своей не справляются! Вот, к примеру, ангел-исполнитель. Хорошая должность такая – сидишь себе в чистеньком кабинете да людские желания исполняешь, тем более, что у большинства желания-то стандартные. А ведь даже с такой работой не справляются! Вы на людей посмотрите – замученные, с кучей неисполненных желаний, с табунами комплексов, а главное – несчастные все какие. И кто их от этого избавляет? Ангелы? Да те пером о перо для этого не ударят. Мы! Мы избавляем! Вон, тибетцы смерть так и прозвали – великим освобождением.

Головешка наблюдал за подругой. Прозрачные капельки плавно стекали по ее шее, иногда попадая под электрический свет фонарей и превращаясь в изумруды. Какой же она была красивой! Эти белесые глаза, опухшие щеки и раздутые губы. А каким милым был черт! Подумаешь, немного косит, ну прихрамывает чуть-чуть, мелковат, толстоват, зато хвост замечательный и рога роскошные! Хотя нет, ему ни капли не нравился ни чертовский хвост, ни глаза утопленницы. Ему нравилось что-то внутри них – и это что-то – вовсе не ум или доброта, и уж точно не обаяние. И вдруг он понял. Внутри них прорастало то самое зеленеющее деревце. А можно иначе – во вздорной, капризной девчонке и в ожиревшем черте помещалась целая бездна, и именно она так притягивала и манила. Именно она поблескивала изумрудами на шее утопленницы и серебрила шерсть черта. Но на самом деле эта бездна нравилась за одно – в ней он видел свое отражение. Только не тот камуфляж из подгоревшего мяса, а что-то совсем другое. Что-то пульсирующее и бьющееся с тем грохотом, с каким разбивались бы о берег волны последнего…

- Эй! Уголенция! Ты про море будешь слушать? – утопленница резко дернула его за руку, содрав часть растрескавшихся остатков кожи.

«Наверное, сейчас пойдет кровь», - подумал Головешка. И полу - прожаренная плоть действительно выдавила из себя несколько соленых капель. Тут-то его поймала вторая умная мысль. «Что же случилось первым? Кровь должна была пойти, и поэтому к нему пришла такая мысль? Или к нему пришла такая мысль, и поэтому пошла кровь? Если верить Михаилу, то рука стала кровоточить именно из-за мысли, а не наоборот».

Но пока Головешка задавался такими философскими вопросами, черт и утопленница вовсю обсуждали условия договора.

- Да я тебя уверяю, что этот китаец, тьфу, японец о море знает все! Да что ты слушаешь этого Михаила? Ты думаешь, он тебе что-нибудь полезное скажет? Мы уже второе тысячелетие к нему на тренинги ходим, а он там все свою волынку заводит про сферу бытия, про мир внутри, про танцующего бога и всякую дрянь. Хотя все просветленные такие. Тот же самурай. Не-не-не, ты не возражай, это тебе не Михаил - он с тобой всеми знаниями поделиться. Прихожу я как-то к нему, приношу пузырь, ставлю на стол – просветляться решил. Думаю два тысячелетия тут горбачусь – хватит уже. Наливаю себе, наливаю ему. Спрашиваю его, значит, как это делается. Так он мне такую лекцию про хроники Акаши зарядил – мало не показалось. На двести земных лет. Еле уполз. Так что про море он тебе все расскажет. А за такую исчерпывающую информацию меньше четырех смертей дать не могу. Это и то со скидкой.

- Ладно, а можно сейчас на того самурая хоть одним глазком взглянуть?

- Сейчас нельзя, они там с Конфуцием чай пьют. Сунешься – лет на триста застрянешь – дебаты у них такие. А если еще Хандзо на огонек приползет, то все - пиши пропало.

- Хандзо?

- Ну ниндзя тот, который семьсот лет назад этому самураю голову аккурат на две половинки разрезал. Тогда они еще оба живые были.

- Если вы так к просвещению тянетесь, а Михаил говорит, что такая посмертная помощь вас рано или поздно просветит, что ж сами такими делами не занимаетесь?

- Так не просвещает, зараза! Знаешь как это тяжко? Мне в моем возрасте такие волнения ни к чему. Мне б царской водки, да чертиху покрасивее.

- А почему тяжко?

- Бывает, умрет тело, а душа над ним так маякнет и исчезнет. Это она по свету бродить пошла – неприкаянная. Такие, ангел с ними. А бывает, выпорхнет да как заискриться, как засветиться – это, значит, оно самое пришло – великое освобождение. Стоишь в такие моменты рядом, и слезы наворачиваются. Было б сердце – рвануло б от счастья. Словно растворяешься в ее свете, еще немного и за ней пойдешь. Не станет тебя больше – конец бесконечной суете. Да только мигнет она хвостиком на прощание, а ты останешься в пустой комнате, понимая, что в какой дыре ты был, в такой дыре и остался. Так начинаются запои.

- А куда она уходит? В рай?

- Какой там рай? Хотя кто его знает. Рай – ад, бог – не бог. По мне так вообще бога нет – рожки да ножки от него остались. Короче, вы за работу беретесь или как?

Головешка тщательно изучал потолок. Серая штукатурка носила на себе следы кровавых побоищ. Иногда в пятнах засохшей крови даже можно было разглядеть лапку или хоботок убитого насекомого. Интересно, а у мух, комаров и тараканов тоже есть души?

- Ответь мне! – маленькая утопленница в который раз склонившись над его креслом, заслонила собой место разыгравшихся трагедий. – Ответь! В списке сказано «несчастный случай», но как ему несчастный случай устроить, если он уже целый день спит? Только писать ходит!

- Надо что-нибудь придумать.

- Что? Дверью его пришибить?

Тут комок под одеялом пошевелился, перевернулся на другой бок и вновь сладко захрапел. Головешку вдруг осенило.

- Слушай, это ж его душа хочет, правильно?

- Ну?

- Когда он встает, он нас не видит, так? Но когда он спит – душа бодрствует, может попробовать поговорить с ней? Объясним, зачем мы пришли, она нам сама и поможет.

Девочка подошла к постели студента.

- А как к ней обращаться? – вдруг прошептала утопленница, на что ее спутник лишь пожал плечами.

Кашлянув пару раз, она рискнула:

- Уважаемая душа, на самом деле за тобой должны были придти черти.

Комок зашевелился, и из-под одеяла высунулась тощая волосатая нога.

- Но они не пришли, потому что бояться, что ты просветишься. Им это, знаешь ли, крайне неприятно.

Высунувшаяся нога задергалась.

- Но я ничего против не имею. Так что просвещайся на здоровье. Только подскажи нам, как тебя лучше убить.

Комок застонал, сжался и подпрыгнул. Сидя на кровати и обводя комнату диким взглядом, молодой человек немного отдышался. Взглянув на часы, он принялся искать телефон.

- Алло. Дерьмовая у тебя трава, если честно, глюки после нее нехорошие. Что? Да «Звонок» отдыхает. Слушай, ты лабораторную закончил? Тогда я за ней сейчас заеду, ок? Все жди.

Далее события развернулись очень быстро, видно душе давно уже не терпелось. Студент, наскоро умывшись, протопал по лестнице и вскочил на свой мотороллер. Не зная, что делать, два маленьких существа решили общаться напрямую. Тем более что теперь молодой человек точно мог хотя бы разглядеть их силуэты.

Он летел по мостовой. Нет, однозначно, он больше не курит. Даже обычный табак. Испуг уже прошел, хотя где-то внутри тонкие прутики страха все еще подрагивали. Странно, вечер как вечер, а ему все кажется, что сегодня в каждом сделанном жесте есть что-то особенное. Наверное, это стресс. Точно стресс, еще школьный психолог любил повторять, что если ребенок говорит о том, что чувствует вокруг кого-то или что-то невидимое – это не фантазия, а сдающие нервы. Так…

- Извините, пожалуйста, - из зеркала заднего вида на него смотрела зеленое распухшее лицо с белесыми глазами, наполовину скрытое склизкой стеной волос. – Простите, что беспокою…

- АААААААА…

Он вжал газ в пол – мотороллер заскулил щенком и вылетел на перекресток.

- АААААААА…

Удар об обшарпанный Renault был сильным. Завизжали тормоза – пахнуло паленной резиной. Десятки глаз видели, как что-то в черной каске пролетело несколько метров и глухо шлепнулось на асфальт. Но почти никто не заметил, как над головой студента мелькнуло что-то разноцветное. И уж точно никто не услышал, как то ли разочарованный, то ли расстроенный странный ребенок в белом рубище заметил – «Один есть. Жалко его. Теперь он как мы».

В палате было тихо. В огромной кровати, утопая среди белых перин, спал мальчик. Наверное, они были ровесниками. У изголовья, прилепленный к дыхательному аппарату разноцветным скотчем листок гласил «пусть только бог будит меня». Через прозрачную кожу на руках просвечивали вены, по которым уставшее сердце уже с трудом толкало кровь. Он видел здесь много душ, но, почему-то посмотрев друг на друга, они понимали, что им не о чем говорить.

- Ты бог?

Головешка поднял глаза. Проснувшийся собеседник настороженно оглядывал сидевшее существо.

- Нет.

- Ты что не умеешь читать?

- Умею.

- Эх ты.

Маленькому тельцу в кровати с трудом давались слова.

- Последние несколько дней мы тут с богом переписывались, он должен был зайти. Ты его не видел?

- Нет.

- Ну, если увидишь, скажи ему, чтоб не скромничал и будил.

- Постой! Я вспомнил, он выходил, когда я зашел.

Мальчик грустно вздохнул.

- Блин, я так и знал, что я все просплю.

- Но знаешь, это не страшно. Он заходил только чтоб позвать тебя в гости.

Тут наступила самая долгая тишина за все время смерти Головешки.

- Он оставил адрес?

- Да, он сказал, что положил его тебе в сердце.

- А ты знаешь, как его там найти?

- Нет, но ты знаешь.

- Это больно?

- Я не помню. Только ты, главное, не бойся! Если испугаешься, то застрянешь здесь как я. А если нет, то сможешь сразу найти море.

- Море?

- Да, там он и живет.

Хрипло сипел дыхательный аппарат.

- Слушай, раз ты все равно застрял, ты же сможешь передать кое-что людям? А я, если хочешь, передам что-нибудь богу.

Головешка только кивнул.

- Когда мама с папой вернутся, ты скажи им, чтоб они не расстраивались, потому что у меня все хорошо, и потому что я ни капельки не боялся. Скажи им, что я больше не сержусь на них за их трусость, и что я пригласил бога к нам на обед. Он им понравится. Они у меня такие смешные – до сих пор не знают, что все мы благословенны.

Кардиограмма начала прыгать. Раздался мерзкий писк техники. Замер дыхательный аппарат. Все затихло, и в этой полной тишине мальчик вдруг открыл глаза и прошептал:

- Спасибо тебе, ангел-хранитель.

А потом началось чудо.

В комнате ничего не изменилось. Она не наполнилась каким-то заоблачным сиянием или благовонием. Над головой маленького тельца в этот раз даже не мелькнул разноцветный лоскуточек души. Но внутри Головешка завороженным взором провожал худенькую фигурку мальчика, таявшую в огромной бездне, откуда вырывались цвета тех самых первых красок и шум самого последнего моря. «Ты отыскал адрес бога! Отыскал! Пусть твой путь будет светел!». Если б у Головешки еще было сердце, то оно бы рвануло от счастья.

Через некоторое время в комнату ввалились родители, но маленький призрак их уже не слышал. Наконец-то на порог легла тонкая зеленоватая тень.

           - Я ждал тебя.

Ее белесые глаза почернели, словно опаленные видом чего-то слишком яркого для глаз обычных утопленниц.

          - Я ждал тебя, - впервые за всю свою смерть он подошел к ней и обнял, и даже запах рыбы показался ему приятным. – Я нашел море. Знаешь ли ты об этом, мой маленький ангел-хранитель?

А в следующее мгновение мир перевернулся. Их словно всосало внутрь самих себя огромным пылесосом. И вновь была та же пустота, только в этот раз она сжалась, чтоб выплюнуть их на ослепительно белую платформу. Так вот оно какое, море! Бесконечно- синее пространство, посеребренное то там, то здесь солнечными бликами. Бесконечно- спокойное пространство, потому что у последнего моря не было берегов.

Его затопило светом, он склонился к воде. Смешно, он словно муха, смотрел на них со всех ракурсов сразу – маленькое белое пятнышко в бесконечной синеве, которая где-то у горизонта сливается с небом. Белая платформа с двумя черными точками, платформа рядом с которой никогда не пройти ни одному поезду. Вдруг что-то легко легло ему на плечо. Позади него стояла десятилетняя девочка. Ее черные волосы, поблескивая синими искрами, танцевали на ветру. В ее янтарных глазах светилось все то, что ей так хотелось сказать. Но она не произнесла ни слова – она улыбнулась. Двое счастливых существ одновременно поняли, что им совершенно не о чем говорить. И в это мгновение, навсегда застывшее где-то в вечности, они вдвоем стояли и смотрели на море.

Память вернулась к нему. Вся память, когда-либо нажитая всем этим иллюзорным миром, вернулась к нему. У моря действительно жил бог. Бог просыпался здесь в каждом, кто когда-либо стоял на этом маленьком белом островке. А там, на дне моря, отражался весь его сон. Оттуда ему улыбался Михаил, там его приветствовал самурай, а прямо под ними пьянствовал черт. Им не о чем было говорить, разве что кричать на весь мир «Будьте Благословенны!». Но над островком не раздалось ни звука.

Они прощались тихо, прощались улыбками, так как прощаются те, кто знает, что на самом деле, они неразделимы. Она растворялась в окружающей их синеве, она оставляла ему след, ведущий еще глубже, куда-то совсем на поверхность чего-то, может быть этой вселенной, имеющей привкус вина. И когда она сверкнула ему своей последней, уже полупрозрачной улыбкой, он набрал в себя побольше этого искрящегося пространства и, разбежавшись, нырнул в холодную воду.

Он чувствовал, как его тянет на дно. Мощные потоки вымывали из его памяти все воспоминания. Он смотрел, как исчезают оттуда дьяволица и архангел Михаил, черт и маленькая утопленница, как исчезают оттуда нежные волны последнего моря. Но нет! НЕТ! Здесь в его зажатом кулачке, он унесет с собой с той белой платформы все. В этой маленькой искорке, он поместит весь мир, увиденный там. Здесь, в его кулачке будет биться сердце вселенной, и он больше никогда не забудет море! Он больше никогда не забудет дорогу домой…

Резкий писк аппарата заставил человека подскочить. Это невозможно! Это противоречило всем законам физики и биологии, но, тем не менее, в маленьком, дымящемся ошметке, только вытащенном из обгорелого каркаса, вновь забилось сердце.   

- Включай мигалки, едем в больницу! Быстро, быстро! Мне трупов на моем дежурстве хватило.

Вдруг там, где когда-то были кисти, что-то сжалось в маленький кулачок, а единственный оставшийся глаз приоткрылся. Дежурному врачу стало плохо – казалось, его сердце вот-вот лопнет. За эту секунду, что их взгляды встретились, ему передали столько тепла, столько эмоций, знаний, чувств, сколько не наживешь и за десять жизней. И то, это было лишь крупицей чего-то еще более необъятного, чего-то для чего не хватало слов. Врач поперхнулся, у него на глазах выступили слезы. Вдруг мир вокруг растекся разноцветными пятнами так, словно на непросохшую акварельную картинку нечаянно перевернули стакан воды. А где-то за этим цветным рисунком весело танцевали волны безбрежного моря, где на белом камне спал тот, кому этот мир только сниться.

           Две соленые дорожки появились на лице у врача, и никто в этот момент не расслышал бы его шепота:

          «Господи, спасибо тебе… спасибо просто за то, что ты есть».

На главную