Просветление

Это история просветления великого мастера прошлого столетия, расказанная им самим или его учениками. Это история Бхагвана Шри Раджниша или ОШО. Мало кто из великих просветленных мистиков прошлого расказывал о своем опыте просветления так полно и ясно.

"...Раджниш не мог допустить ничего без вопрошания. Он особенно не мог принять чьих-либо утверждений о существовании Бога, если эти люди не сталкивались с этой реальностью лицом к лицу, если не пережили этого лично. Он вопрошал обо всем, он отвергал все - включая просветленных существ, таких как Кришна, Махавира, Будда, Иисус и писания, такие как Веды, Упанишады, Библию и Коран. Таким образом, то, что он сейчас реализовал эти источники, не значит, что они помогли и ему, его поиск в то время был полностью личным. Он был в одиночестве и почти сошел с ума. Согласно словам Бхагвана:

«В любой маленькой вещи было только сомнение и ничего кроме сомнения... Вопросы оставались без какого-либо ответа. В некотором смысле я был похож на сумасшедшего. Я мог стать полностью безумным. Я не мог спать ночью.

В течение дня и ночи... вопросы кружились вокруг меня... Я был далеко в море, так сказать, без какой-либо лодки или берега. Любые лодки были там, я мог сесть в них или отринуть их. Здесь было много лодок и много моряков, но я... не хотел шагнуть ни в одну из них. Я чувствовал, что лучше тонуть самому по себе... чем шагнуть в какую-либо из лодок.Или жизнь должна была привести меня, или я должен был утонуть сам, я чувствовал, что я должен был принять это погружение.

Мое состояние было в высшей степени затемнено. Как будто я падал в глубокий и темный колодец. Мне много раз снилось, что я падаю и падаю. И много раз я... пробуждался ото сна в поту, в обильной испарине, потому что падение было бесконечным, без какой-либо земли или места, где могли бы отдохнуть мои ноги... для меня не было ясного пути. Все было темнотой. Каждый мой шаг был в темноте - бесцельный и сомнительный. Мое состояние было полно напряжения и ненадежности и опасности.»

Не было возможности убежать, у Раджниша не было никаких отдушин. Он знал очень хорошо, что он столкнулся с очень критическим временем в своей жизни: при небольшом прорыве бессознательного или потере терпения, или нехватки мужества, он мог стать неистовым сумасшедшим. Опять же, отсутствие мастера привело ситуацию к такой критической точке. Он искал долго и тяжело, но не мог никого найти. «Очень трудно найти мастера, -признается он, - исключительно трудно найти существо, которое стало несушеством, редко можно найти присутствие, которое есть почти отсутствие, редко можно найти человека, который есть просто дверь к божеству, открытая дверь к божеству, которая не будет мешать вам, через которую вы сможете пройти. Это очень трудно... Да, иногда это происходит и личность может работать без мастера, но тогда это путешествие очень опасное.»

«В течение почти целого года было невозможно понять, что происходит... Даже сохранить самого себя живым было очень трудно, потому что всякий аппетит исчез. Дни проходили, а я не чувствовал никакой жажды, дни проходили, а я не чувствовал никакого голода Я должен был заставлять себя есть, заставлять себя пить. Тело было таким несуществующим, что я должен был причинить себе боль для того, чтобы почувствовать, что я остаюсь в теле. Я стучал головой о стену для того, чтобы почувствовать, здесь все еще моя голова или нет. Только когда это причиняло боль, я начинал себя чувствовать немного в теле.

Каждое утро и каждый вечер я пробегал от пяти до восьми миль. Люди думали, что я сошел с ума. Почему же я бегал так много? Шестнадцать миль в день! Я это делал как раз для того, чтобы почувствовать себя - не потерять контакт с самим собой... Я не мог ни с кем говорить, потому что все стало таким непоследовательным, что даже сформулировать одно предложение стало трудно. В середине предложения я забывал то, что говорил: на полдороге я забывал куда иду. Тогда я возвращался назад... Я заперся в своей комнате. Я сделал это для того, чтобы не общаться, чтобы ничего не говорить, потому что сказать нечто было равносильно тому, чтобы сказать, что я сумасшедший.

Целый год это продолжалось. Я просто лежал на полу и смотрел в потолок и считал от одного до ста, а затем обратно, от ста до одного. Способность считать была тем немногим, что у меня еще осталось. Опять и опять я забывался. Повторное обретение фокуса заняло у меня один год, только после этого года я нашел перспективу.

Не было никого, кто мог бы сказать, где я иду и что происходит. Фактически каждый был против... мои учителя, мои друзья, мои доброжелатели.»

Видя его физическое и психологическое состояние семья начала подозревать, что предсказание астролога о смерти Раджниша в двадцать один год может оказаться верным. Они стали водить его от одного доктора к другому. Один только Раджниш знал, что эти неистовые усилия были напрасными. Он утверждал, что ему нет нужды видеть доктора, так как в данном случае медицина не может п ри вести ни к чему хорошему. Бхагван описывает один замечательный визит к врачу:

«Меня брали к вайдия, к врачам. Фактически, меня водили ко многим докторам и ко многим целителям, но только один аюрведический вайдия сказал моему отцу «он не болен». Не тратьте напрасно ваше время». Но, конечно же, они продолжали таскать меня от одного места к другому. И многие люди давали мне лекарства, а я говорил своему отцу «почему ты беспокоишься? Я совершенно здоров.» Но никто не верил тому, что я говорил. Они говорили мне «успокойся, только прими лекарство. Ведь нет никакого вреда в этом». Так я перепробовал все виды лекарств. В это время попался только один вайдия, который был проницательным человеком. Его имя было Пандит Бхагират Прасад... Этот старик уже умер, но он был человеком редкой проницательности. Он посмотрел на меня и сказал - «он не болен». И он начал плакать и говорить - «я сам искал этого состояния. Он счастливчик. В этой жизни я пропустил это состояние. Не водите его никуда. Он обретает дом». И он заплакал слезами счастья.

Он стал моим защитником - моим защитником против докторов и разных врачей. Он сказал моему отцу - «предоставьте это мне, я позабочусь». Он никогда не давал мне какого-либо лекарства. Когда мой отец настаивал, он давал мне только таблетки глюкозы и говорил - «это таблетки глюкозы. И для того, чтобы утешиться, ты можешь принять их. Они не повредят, но и не помогут. Фактически, не существует ничего, что могло бы помочь».

Понимание целителем состояния Раджниша было правильным, потому что его болезнь была необыкновенной: он не был ординарным пациентом. Раджниш знал свое состояние и его причины лучше, чем любой врач.

«Теперь это было выше меня. Это происходило. Я делал что-то. Неизвестно как, но я стучал в дверь. Теперь дверь открыли. Я медитировал много лет, только сидя в молчании и ничего не делая, и раз за разом я начал проникать внутрь этого пространства, этого сердечного пространства, где вы есть и вы не делаете ничего: вы просто здесь, присутствие, наблюдатель».

Интенсивность медитаций Раджниша продолжала углубляться. Его эксперименты вели его к большему взрыву. Из всех медитаций, которые он совершал, одна, которая заключалась втом, что он сидел на верхушке дерева, повернувшись спиной к стволу, была особенно мощной. Это прекрасное переживание случилось в Соугаре, в Мадхия Прадеш, приблизительно за год перед тем, как имело место главное событие.

«Я часто сидел на дереве и медитировал ночью. Много раз я чувствовал, что когда медитировал сидя на земле, мое тело становилось мощным в высшей степени - возможно потому, что тело создано из земли. Разговоры о том, что порп идут в горы и на вершины Гималаев, не случайны, но основываются на научных принципах. Чем больше расстояние между телом и землей, тем больше физическая сила, так как давление тела уменьшается... а мощь внутренней силы вырастает. Вот почему я забирался на верхушку высокого дерева и уходил в медитацию на несколько часов каждую ночь.

Однажды ночью я так глубоко ушел в медитацию, что не заметил, как мое тело упало вниз с дерева. Я с подозрением осмотрелся вокруг, когда увидел мое тело лежащим на земле. Я был очень удивлен тем, что произошло. Как могло случиться, что я продолжал сидеть на дереве, а мое тело лежало на земле, я не мог понять всего этого. Это было очень странное переживание. Яркая линия, мерцающий серебряный шнур, выходивший из моего пупка, соединялся со мной вверху, там, где я зацепился на дереве. Мне было трудно понять или предсказать то, что произойдет потом, и я беспокоился о том, как вернуться в мое тело. Как долго этот транс продолжался, я не знаю, но это уникальное переживание было мне неизвестно раньше.

В тот день в первый раз я увидел мое тело со стороны, и с тех пор, с того дня, простое физическое переживание моего тела закончилось, навсегда. И с того дня смерть также перестала существовать, потому что в этот день я пережил, что тело и дух это две разные вещи, совершенно отделенные друг от друга. Это был наиболее важный момент: моя реализация духа то же, что есть внутри каждого человеческого тела.

В действительности очень трудно сказать, как долго это переживание продолжалось. На рассвете две женщины, переносившие молочные бутылки из одной деревни в другую, проходили этой дорогой и увидели мое тело... лежащее там. Я видел их рассматривавших мое тело с верхушки дерева, где я сидел. Они подошли близко к телу и сели рядом с ним. Они коснулись моего лба своими ладонями и в одно мгновение, как будто явной силе притяжения, я вернулся внутрь моего тела и мои глаза открылись. "

Когда Раджниш вошел глубже и глубже в тайны медитации, его вопросы исчезли. Его делание прекратилось: поиск подошел к точке, из которой некуда было идти. Так же, как и много лет назад, во время смерти своего дедушки, Раджниш был отброшен к своему центру - но теперь уже навсегда. Бхагван рассказывает, что глубоко внизу, там, где была пустота, там не было делателя. Он потерял честолюбие. У него не было никакого желания стать кем-нибудь, или достичь чего-либо. Он не был озабочен Богом или нирваной. « Болезнь-подражание Будде совершенно исчезла», - говорит Бхагван. Удобный момент наступил. Двери были почти открыты, рассвет был не так уж и далек. По словам Бхагвана:

«Однажды,безвопросное состояние почти пришло. Это не значит, что я получил ответ - нет! Скорее, все вопросы именно отошли и был создан большой хаос. Это была взрывная ситуация. Жизнь в этом состоянии похожа на умирание, а когда личность умерла, кто будет задавать вопросы? После того переживания пустоты я не задавал никаких вопросов. Все материи, по поводу которых можно спросить, стали несуществующими. До этого было только вопрошание и вопрошание. После этого ничего подобного вопрошанию не осталось.»

Бхагван сам объясняет причину того, что он скрывал историю своего просветления почти двадцать лет следующим образом: «Многие люди спрашивают меня, почему став просветленным в 53 году, я сохранил молчание. Почти двадцать лет я никогда не говорил что-либо об этом кому-либо, если кто-либо не догадывался сам, если кто-либо не спрашивал меня-первый... «Мы чувствуем, что что-то произошло с тобой. Мы не знаем, что это. Но одно определенно, что-то произошло, ты больше не такой же как мы, и ты скрываешь это».

В течение двадцати лет не более десяти человек спрашивали меня, и даже после этого я избегал их как мог, если не чувствовал, что их желание было подлинным. И я рассказывал им только тогда, когда они обещали хранить это в тайне. И они все выполнили это. Теперь они все саньясины... Я говорил - «Вы ждите, ждите подходящий момент: только тогда я объявлю это».

Я научился многому от Будд прошлого. Если бы Иисус говорил меньше о своем бытие Сына Бога, это было бы более полезно для человечества»

Бхагван сделал своим правилом не обнаруживать это до тех пор, пока он не прекратит путешествовать по стране, ибо если бы это стало известно, то подвергло бы большому риску его жизнь.

«В течение двадцати лет я непрерывно путешествовал, и у меня не было ни одного телохранителя. И я был в постоянной опасности: в меня бросали камни, в меня бросали башмаки.

Я добирался до города после 24-часового путешествия в поезде, а толпа не позволяла мне сойти на этой станции: они принуждали меня вернуться назад. Иногда разгоралась борьба между теми, кто не хотел, чтобы я спустился с поезда и теми, кто не хотел, чтобы я сошел, в их городе, по меньшей мере.

Если бы я объявил, что я просветленный, меня бы убили очень просто: это не представляло никакого труда: это было очень легко сделать. В течение двадцати лет я сохранял абсолютное молчание по этому поводу. Я объявил об этом только, когда увидел, что собрал достаточно людей, которые понимают это... достаточно людей, которые были моими, которые принадлежали мне. Я объявил только, когда я понял, что я смог создать собственный маленький мир, что я не имею больше никакого отношения к толпам, массам и глупым сборищам.»

После двадцати лет Бхагван описал собственными словами это невероятно мощное переживание. Он выразил это переживание более детально, чем любое другое просветленное существо, любой Будда, который был до него:

«Я вспоминаю роковой день 21 марта 1953 года. В течение многих жизней я работал - работал над собой, боролся, делал все, что можно было делать и ничего не происходило. Лишнее усилие было барьером, лишний груз препятствовал, излишнее желание искать было ошибкой, но это не значит, что человек может достигнуть без поиска. Поиск необходим, но затем наступает момент, когда поиск должен быть отброшен. Лодка необходима, чтобы пересечь реку, но затем наступает момент, когда вы выходите из лодки и забываете о ней и оставляете ее сзади. Усилие необходимо, без усилия ничего невозможно. И также, только с одним усилием, тоже ничего невозможно.

Как перед 21 марта 1953 года за семь дней до этого, я прекратил работать над собой. Наступает момент, когда вы видите всю тщетность.усилия. Вы сделали все, что могли, и ничего не происходит. Вы сделали все, что в человеческих силах. После этого что вы еще можете сделать? В полной беспомощности человек отбрасывает всякий поиск.

И однажды поиск прекратился, однажды я уже ничего не искал, однажды я ничего не ждал, не надеялся, что что-то произойдет, а это начало происходить. Новая энергия возникла из ниоткуда. Она не приходила из какого-то источника. Она приходила из ниоткуда и отовсюду. Она была в деревьях, и в камнях, и в небе, и в Солнце, и в воздухе - она была везде. А я искал так тяжело, а я думал, что она была так далеко. Она была так рядом и так близко.

Семь дней я жил по-настоящему в безнадежном и беспомощном состоянии, но в то же время что-то пробуждалось. Когда я говорю «в безнадежном», я не хочу выразить то, что вы понимаете под словом «безнадежный». Я просто имею ввиду, что в тот момент не было надежды во мне. Надежда отсутствовала. Я не говорю, что я был безнадежным и печальным. Фактически, я был счастлив, я был очень спокоен, тих и собран, и центрирован. Безнадежен, но в совершенно новом смысле. Не существовало надежды, так как же здесь могла быть безнадежность? Они обе исчезли.

Безнадежность была абсолютной и тотальной. Надежда исчезла вместе со своим двойником - безнадежностью, которая также исчезла. Это было совершенно новое переживание - бытия без надежды. Это было не негативное состояние... Это было абсолютно позитивно. Это было не только отсутствие, присутствие также ощущалось. Нечто перетекало в меня, переполняло меня.

И когда я говорю, что я был беспомощным, я не имею ввиду слово в словаре. Я просто говорю, что я был без самого себя. Вот что я имею ввиду, когда я говорю о беспомощи. Фактически, я узнал, что меня нет, поэтому я не мог зависеть от самого себя, поэтому я не мог стоять на своей собственной почве... Я был в... бездонной бездне. Но не было страха, потому что нечего было защищать, не было страха, потому некому было бояться.

Те семь дней были ужасной трансформацией - тотальной трансформацией. А в последний день присутствие совершенно новой энергии, много света и нового наслаждения, стало таким интенсивным, что это было почти невыносимым, как будто бы я взрывался, как будто бы сходил с ума от блаженства. Новое поколение на Западе имеет правильное слово для этого: «Я таял от блаженства и в то же время окаменел».

Было невозможно понять из всего этого... что происходило. Это был по-настоящему бессмысленный мир - трудно выразить это вовне, трудно описать это в категориях, трудно использовать слова, языки, объяснения. Все писания появились мертвыми, и все слова, которые были использованы для этого переживания, выглядят очень бледно, анемично. Это было так живо. Это было подобно накатывающейся волне блаженства.

Весь день был странным ошеломляющим, и это было разрушающее переживание. Прошлое исчезало, как если бы оно никогда не относилось ко мне, как если бы я прочитал о нем где-то, как если бы я видел сон о нем, как если бы это была история кого-то еще, от которого я ее услышал. Я выпал из моего прошлого, меня вырвали с корнем из моей истории, я терял мою автобиографию, я становился не-бытием, тем, что Будда называет а н а т т а. Границы исчезли, различия исчезли.

Ум исчезал: он был в миллионах миль отсюда. Было трудно поймать, удержать его, он мчался дальше и дальше отсюда, и не было возможности сохранить его близко. Я был просто индифферентен ко всему. Не было нужды в постоянном единстве с прошлым.

Но вечером стало так трудно выносить это - это причиняло боль, это было болезненно. Это было подобно тому, когда женщина идет в родильный дом, когда ребенок должен родиться, и женщина страдает от ужасной боли - родовых мук.

Я уходил спать в те дни около двенадцати или часа ночи. Но в тот день невозможно было оставаться бодрствующим. Мои глаза закрывались, было трудно держать их открытыми. Что-то было очень близко, что-то должно было произойти. Трудно было сказать, что это было - может быть это должна была прийти моя смерть -но страха не было. Я был готов к этому. Те семь дней были такими прекрасными, что я готов был умереть, ничего больше не было нужно. Они были такими ужасно блаженными, я был так захвачен, что если бы это было смертью, я бы встретил ее с радостью.

Но что-то продолжало происходить - что-то подобное смерти. Что то очень сильнодействующее, нечто, которое должно было быть либо смертью, либо новым рождением, распятием или воскресением - но что-то сильно выраженное как раз достигло своего пика. И было невозможно держать глаза открытыми...

Я пошел спать около восьми. Это не было похоже на сон. Теперь я могу понять, что Патанджали имеет ввиду, когда говорит, что сон и самадхи похожи. Только с одной разницей - в самадхи вы полностью пробуждены и спите одновременно. Сон и пробуждение вместе, все тело расслаблено, каждая клетка тела совершенно расслаблена, все функционирование расслаблено, а еще свет сознания горит внутри вас... ясный, бездымный. Вы остаетесь бдительным и в то же время расслабленным, потерянным.но полностью бодрствующим. В это время тело может быть в глубочайшем сне, а ваше сознание достигает высочайшего пика. Пик сознания и долина тела встречаются.

Я ушел спать. Это был очень странный сон. Тело спало, я бодрствовал. Это было так странно - как будто человек разорван в двух направлениях, двух измерениях: как будто полярность совершенно сфокусирована, как будто я был двумя полюсами вместе: позитивное и негативное встречались, сон и сознание встречались, смерть и жизнь встречались. Это момент, когда вы можете сказать, что «творец и творение встречаются».

Это было фатально. В первое время это потрясает вас до самых корней. Это сотрясает ваше основание. Вы никогда не сможете быть тем же после такого переживания: это принесет новое видение в вашу жизнь, новое качество.

Около двенадцати мои глаза внезапно открылись - я не открывал их. Сон был нарушен чем-то еще. Я чувствовал великое присутствие вокруг меня в комнате. Это была очень маленькая комната. Я чувствовал пульсирующую жизнь всего вокруг меня, великую вибрацию - почти похожую на ураган, громадный шторм света, радости, экстаза. Я тонул в этом.

Это было так ужасно реально, что все стало нереальным. Стены комнаты стали нереальными, дом стал нереальным, мое собственное тело стало нереальным...

В ту ночь другая реальность открыла свою дверь, другое измерение стало доступным. Внезапно, это было здесь, другая реальность, отдельная реальность, реально Реальное, или как вы хотите называть это - назовите это Бог, назовите это Истина, назовите это Дхама, назовите это Тао, назовите как вам нравится. Это было безымянным. Но это было здесь - такое непроницаемое, такое прозрачное, и в то же время такое твердое, что можно было дотронуться до него. Оно почти душило меня в этой комнате. Его было так много, а я был еще не способен воспринять его.

Глубокая необходимость пробудилась во мне: выскочить из комнаты, пойти и оказаться под небом, потому что это душило меня, его было так много! Оно бы убило меня! Если бы я остался на несколько моментов дольше, было похоже на то, что оно задушило бы меня.

Я выскочил из комнаты, вышел на улицу. Большая необходимость была в том, чтобы быть здесь под небом вместе со звездами, с деревьями, с землей... быть с природой. И немедленно, как только я вышел из комнаты, чувство удушья исчезло. Это было такое маленькое место для такого большого феномена. Даже небо является маленьким местом для такого большого феномена... Это больше чем небо. Даже небо не является пределом для этого. И затем я почувствовал немного лучше.

Я направился к ближайшему саду. Это была совершенно новая ходьба, как если бы гравитация исчезла. Я шел, или я бежал, или я просто летел: было трудно понять. Не было гравитации, я чувствовал невесомость - как будто какая-то энергия поддерживала меня. Я был в руках какой-то странной энергии.

В первый раз я не был одинок, в первый раз я не был больше индивидуальностью, в первый раз капля упала в океан. Теперь весь океан был мной, я был океаном. Не было ограничения. Страшная сила пробудилась и казалось, что я мог бы сделать все, что угодно. Меня не было, была только сила.

Я добрался до сада, где я гулял каждый день. Сад был закрыт на ночь. Было слишком поздно, почти час ночи. Садовники ушли спать. Я вошел в сад подобно вору, я перелез через ворота. Что-то толкало меня по направлению сада. Помешать самому себе для меня в этот момент было выше всех моих сил. Я именно плыл.

Вот что я имею ввиду, когда говорю опять и опять - «Плывите с рекой, не толкайте реку». Я был расслаблен, я был в состоянии «будь что будет», меня не было здесь. ЭТО было здесь, назовите это Бог - Бог был здесь.

В тот момент, когда я вошел в сад, все стало светиться. Это было над всем этим местом - благословление, блаженство. Я видел деревья как будто бы в первый раз - их зелень, их жизнь, бегущие соки. Весь сад спал, деревья спали. Но я мог видеть весь сад живым, даже маленькие листья травы были прекрасны. Я осмотрелся вокруг. Одно дерево светилось больше других - дерево маулшри. Оно притягивало меня, оно тянуло меня к себе. Я не выбирал этого, сам Бог выбрал это. Я подошел к дереву, я сел под него. Как только я сел так, все вещи установились. Вся вселенная стала благословением. Трудно сказать, как долго я был в том состоянии. Когда я пришел назад домой было четыре часа утра, так что я должно быть был там не менее трех часов, - но это было бесконечно. Это не имело ничего общего со временем, - это было безвременным.

Те три часа стали целой вечностью, бесконечной вечностью. Там не было времени, там не было промежутка времени: это была чистая реальность - не искаженная, не осязаемая, неизмеримая. И в тот день произошло что-то такое, что длится не как непрерывность -это длится как встречное течение. Не как равномерность - в каждый момент это происходит опять и опять. Это чудо в каждый момент.» 

«Не существует истории после этого взрыва», - говорит Бхагван, - нет событий после этого. Все события происходят перед взрывом. После взрыва остается только пустота». Его исследование пришло к концу, в этом отношении предсказание астролога наконец исполнилось. Человек, которого звали Раджниш Чандра Махам, умер в двадцать один год, и в то же время произошло воскресение, произошло чудо. Он возродился, но не в физическом теле: он достиг чего-то, но не от этого мира - он просто прибыл домой.

В этом место необходимо кратко заметить, что просветление не является концепцией, которая может быть объяснена в логических понятиях: скорее это переживание, которое превосходит логику и словесное объяснение. Точно так же, просветление это не вещь, которая позволяет человеку ходить в метре над землей или по воде. Я не знаю, что произошло с Буддой, когда он стал просветленным, но это интригующий феномен, и мы благоговеем перед ним.

В случае с Бхагваном это событие было чудом, и в то же время в нем не было ничего чудесного. Бутон расцвел: скрытое обнаружилось. Цветение - это чудо и не чудо: это чудо в том смысле, что верно превращается в нечто невероятное, и не чудо, потому что это кульминация естественного эволюционного процесса.

Бхагван неустанно подчеркивает, что просветление уже присутствует, уже является интегральной частью нашего существа - это не вещь, которую надо достигать где-то в будущем. Как указывает Бхагван, просветление уже доступно нам: человек просто должен «расслабиться внутри этого». Он объясняет:

«Просветленная личность это не кто-нибудь, кто достиг вершины, кто достиг верхней ступени лестницы. Вы все являетесь людьми, которые карабкаются по лестнице... вы все нуждаетесь в лестнице... Просветление это не последняя ступенька лестницы. Просветление это уход от лестницы, уход навсегда, после этого вы никогда не заинтересуетесь никакой лестницей, вы станете естественным.»

С любовью и пожеланиями просветления, Анатолий.

На главную